Приговоренный - Страница 153

153

Вот так они и летели, ничего друг другу не говоря, но все время думая друг о друге и своей грядущей судьбе.

Правда, был небольшой перерыв в размышлениях, когда Куркин принес на всех две большие буханки хлеба и батон вареной колбасы. Раздал по упаковке аэрофлотовского кофе и сахара, кружки и налил кипятка. Пока жевали, запивали и глотали, ни о чем не думали.

А потом как-то совсем неожиданно самолет стал заходить на посадку. Клык, сидевший у иллюминатора, видел, что там, за бортом, постепенно приближается чужая, незнакомая, совсем не похожая на Россию земля. Ни лесов, ни полей до горизонта. Дороги, заводики, фермы, расчерченные на квадратики и прямоугольники сады, виноградники, плантации какие-то… Все аккуратненькое, не взъерошенное Не свое, одним словом. Только тут и у него, и у Веры, тоже впервые, может быть, промелькнула мысль: это что же, мы сюда — навсегда?

Но тут самолет чуть вздрогнул, коснувшись полосы, и покатился, помаленьку притормаживая. Закончив пробежку, не спеша порулил куда-то на стоянку, честно подчиняясь приказу «Follow me!», который был написан на транспаранте, укрепленном на какой — то оранжевой машинке, катившей впереди самолета и изредка показывавшейся в иллюминатор на поворотах рулежки.

— Приехали! — весело сказал Куркин. — Сейчас хозяева придут, просьба вести себя культурно.

Действительно, Клык увидел двух каких-то мужиков в цилиндрических кепи с козыречками, в голубовато-серой форме. Они шли к самолету. Кто-то из летчиков залязгал дверью и лесенкой, а затем французы появились в салоне.

«Бонжур, медам, месье!» — Клык понял без перевода. Куркин встречал туземцев стоя, с дежурной улыбочкой. Французы — Клык так и не врубился, таможенники это были, погранцы или полицейские, — как-то очень быстро пересчитали всех по головам, бегло поглядывая на фотографии в русских паспортах. Клык готов был голову на отсечение дать, что они даже фамилий не прочитали.

Чего-чего, а уж «о’кей», сказанное после проверки соответствия числа голов числу паспортов, не понять было сложно.

После этого Куркин с французами ушел в грузовой отсек, прихватив с собой какую-то папочку, и они там минут двадцать чего-то смотрели. Все это время народ просидел в гробовой тишине и явном, хотя и скрываемом волнении. Вера поймала себя на мысли, что ей очень хочется, чтоб что-то стряслось и их вместе с самолетом заставили вернуться в Москву. Это было противоестественно, но она этого хотела. Клыку ничего такого не хотелось, у него дурацких мыслей не было. Наоборот, он, пожалуй, именно сейчас волновался больше всего. А ну как к чему-нибудь придерутся, а у Куркина отмаза не найдется? Угодить во французскую каталажку Клык не опасался. Вряд ли там хуже, чем в российском СИЗО или ИВС. А вот если завернут «нах Москау» — это хреново. Там, как видно, живой Клык никому не нужен.

Но все обошлось. Куркин и французы вернулись, причем старшой сиял как медный пятачок. Видать, все получилось клево и не потребовало дополнительных издержек.

— Выходим, господа-товарищи! — объявил Куркин. — Сейчас микроавтобус подадут.

Действительно, подкатил. Красивенький такой, чистенький.

Французы убедились, что все влезли, махнули рукой: мол, катитесь, Иваны, вкалывайте на родную фирму. Пусть ваши белые медведи кушают наши апельсины по умеренным ценам. Тем более что они небось еще с прошлого года залежались.

Машинка тронулась и покатилась себе с летного поля. Куркин беседовал с шофером на некой смеси английского, французского и русского, причем тот его вроде бы понимал. Проехали мимо каких то пакгаузов, аккуратненьких, с эмблемами фирм, реклам-ками и незнакомых очертаний огнетушителями. Остановились у необычного шлагбаума, похожего на горизонтально подвешенную приставную лестницу. Он перекрывал выезд с территории аэропорта. Сбоку от него была стеклянная будочка. Там сидел мужик в рубашке и фуражке, которому Куркин показал стопку паспортов. Тот махнул рукой — не надо мол, катись так! — и нажал какую-то кнопку.

Шлагбаум-лесенка поднялся вверх и сложился на шарнирах, как пантограф. Микроавтобус выехал на симпатичную, не по-русски ровную асфальтовую дорожку и ходко попер по ней в направлении автострады.

Романов, оказавшийся рядом с Клыком, сказал:

— Как приедем, никуда не отходите, никаких вопросов и переспросов, уловили? Старшой скажет — пойдете следом за мной. Понял?

— Без проблем, — кивнул Клык. Он поглядывал в окно. Зелено, красиво. Ряды виноградных столбиков, оплетенных лозой, холмы такие симпатичные, реку еще проехали, потом город начался с вывесками, домами старинного вида, но со спутниковыми тарелками. Машины в большинстве своем были хорошо вымытые и непыльные. Европа!

— Примерьте. — Конопатый вынул из кармана две пары темных очков. — Классная вещь от солнца…

Клык пристроил очки на нос. Вера — тоже.

— Нормально смотритесь! — заметил Романов. — Как импортные…

Микроавтобус, проехав через город, снова очутился на окраине и, прокатившись вдоль какого-то забора, мимо шарообразных емкостей типа газгольдеров, остановился у ворот.

— Выходим! — скомандовал старшой. — Нас уже встречают.

Все вышли из микроавтобуса, к Куркину подошел некий месье в фирменной униформе, с галстучком, поручкался. Француз чего-то растолковывал на все том же англо-франко-русском диалекте, а Куркин в основном кивал и отвечал: «Уи, уи!» Прямо как поросенок. Пока они беседовали, все прочие стояли кучкой и ждали.

Наконец француз указал Куркину направление движения, тот, в свою очередь, приказал:

153