Приговоренный - Страница 123

123

Михалыч на этот обед не собирался. Наверно, у него даже были какие-то дела на это время назначены или культурный отдых, достойный персонального пенсионера. Но обижать такого друга отказом было нельзя. Даже если ему надо просто от скуки пообщаться. А уж тем более нельзя было отказываться, если чуешь, что нужен ты не просто как приятный собеседник, а как серьезный человек, к которому с делом обращаются. Поэтому Михалыч велел своему шоферу Васе запрягать потертую «Волгу» и гнать ее по жаре через город не на свою, а на чужую дачу.

За обедом о делах не говорили, только старые времена вспоминали, охоты, рыбалки, комсомольскую учебу, партхозактивы, съезды… Нынешнюю политику не затрагивали. Это была тема серьезная и пищеварению не помогала. Приняли по три рюмашки армянского коньяка четвертьвековой выдержки, успокаивая себя тем, что он сосуды расширяет и здоровью не вредит. По болезням не проходились, каждый знал, что лечи не лечи, а помирать придется неизбежно и, возможно, еще в XX столетии.

— Пройдемся, — протерев губы вышитой салфеткой, предложил Максимыч, — для лучшей утруски. Мне лекаря предписали, чтоб я не меньше пяти кругов в день накручивал. Я их спрашиваю: «Гарантируете, что если эдак буду ходить, то пять лет проживу?» А они, сволочи, руками разводят. Мол, все в руках Божьих… Ты в Бога веруешь?

— Тебе как ответить, по-старому или по новому?

— Как думаешь, так и отвечай.

— А я никак не думаю. Лучше, конечно, чтоб не было ничего такого. В смысле после того, как закопают.

— Значит, не веруешь? Правильно. А то меня моя бабка все уговаривает в церковь топать Пионерка тридцатых годов называется!

— Комсомольцы пятидесятых тоже бегают.

— Ладно. Бог им судья, как говорится. Тут у меня тело небольшое к тебе. Не шибко хитрое, но скользкое.

— Скользить-то в наши годы неудобно, Максимыч. Кости при переломах худо срастаются.

— Нам-то самим ни скользить, ни падать не придется. Нам только устроить это надо. Знаешь, как раньше по деревням бабки сватали: «У вас — товар, у нас — купец…»

— Посредничество, Максимыч, тоже дело хитрое. — Было бы не хитрое, я бы сам все обштопал.

— Суть-то в чем?

— В подъезде… Хе-хе-хе! — ухмыльнулся Максимыч.

— Не понял…

— Да это анекдот такой с бородой. Встретились Маврикиевна с Никитишной. Никитишна жалуется:

Ой, молодежь пошла! Шумять, поють, фулюганють, никому проходу не дають…» И закатила речь на полчаса. Маврикиевна устала слушать и спрашивает: «А в чем же суть?» — «А ссуть, — отвечает Никитишна, — у нас в подъезде!»

Немного похохотав, старики двинулись дальше.

— Дело состоит в следующем, — посерьезнев, произнес Максимыч. — Есть у одного молодого, но перспективного человека приятной наружности и высокой полезности за дальним бугром небольшая такая, но дорогая недвижимость. Конечно, будь дело в старопрежнее время, мы б его из партии выгншш и, пожалуй, даже посадили. В его годы такие вещи еще не полагалось иметь. Но нынче вроде бы ничего, и закон дозволяет, и молодым везде у нас дорога, и партийность роли не играет, потому как парнишка этот из нее еще в 1991 году выскочил, даже раньше, чем мы с тобой.

— Богатенький, стало быть, парнишка?

— Да уж побогаче нас будет. Мы старые, нам много не надо. А ему, пареньку, еще жить да жить. Может, не нам с тобой, так детям или внукам нашим пригодится. Одна беда, понимаешь ли: денежки у него не совсем, прямо скажем, чистые…

— О-о-о, Максимыч, тут я пас. Конечно, я могу найти каких-нибудь ребяток, но только через десятые руки и без гарантий. Не в свои сани не сажусь.

— Погоди, чудак, не дослушал ведь. Никто тебе отмывку не предлагает. Я ж не совсем еще из ума выжил, знаю, что почем. И уж никак не хочу тебя на старости лет под монастырь подводить. Мне от тебя только одно нужно — человек подходящий. Наверно, я тебе даже не буду говорить зачем, чтобы: лишних переживаний на душу не брал и попусту свое сердчишко не волновал.

— Ничего себе! Ну, Максимыч, ты уж меня совсем притоптал… Как же я тебе человека подберу, если не буду знать зачем?

— А ты подбирай не с учетом того, какое дело предстоит, а с учетом тех биографических данных, которые у этого человека есть. Основные позиции я тебе сейчас перечислю, их немного. Все остальное — как Бог на душу положит.

— Озадачил, ей-Богу! Ну а если данные эти подойдут, а сам человек хреновый окажется?

— А вот на это наплюй и забудь, как говорил товарищ Чапаев. Я ж тебе не говорил, что мне нужен хороший или там умный. Я сказал, что мне нужен ПОДХОДЯЩИЙ. А для чего подходящий — это уж мое дело. Может, меня подлец или дурак как раз больше всего и устроит.

— Опять же интересно. Подлецы часто умными бывают, а дураки — добрыми и хорошими.

— А вот представь себе, Михалыч, что мне это все равно.

— Ну, представить нетрудно. Только одно странно: если тебе, можно сказать, какой угодно нужен, хоть умный подлец, хоть добрый дурак, то почему ты сам никого найти не можешь, а меня призываешь? У тебя связи пошире моих раз в десять.

— Раз к тебе обращаюсь, значит, не хватает. Ну, поможешь или как?

— Если смогу, то помогу. Называй свои позиции.

— Значит, первая и основная: человек должен быть богатый и нечестный.

— Ну, это и искать не надо. Каждый богатый — нечестный.

— Не спеши, не все еще. Бывает и богатый, и нечестный, но за руку не пойманный. А ты мне найди такого, который был бы уже весь замаран и не сидел ты только благодаря каким-нибудь добрым душам.

— Вот как… Это, пожалуй, поконкретней. Стало быть, нужно такого, чтоб был весь замаран и с готовым компроматом. Но тут, Максимыч, есть нюансик. "Добрые души», по твоей терминологии, могут ведь такого и не отдать. А то компромат, который на него имеется, может и их на дно утянуть…

123