— Что случилось? — прошипела Надя. — Опять бандиты?
— Заткнись, пока жива! — тихо огрызнулся Клык. На «Бугровске» грохнул еще один выстрел, а затем протарахтела очередь, и трассер полоснули тьму в направлении моторки.
— Стой, мать твою! Хуже будет! — проревели в мегафон. — Достань их, Тараненко! Достань!
Тот катер, что огибал сцепку, взревел и понесся в погоню за удирающей «казанкой». Скорее всего Иван-капитан очень не хотел садиться, а может, просто понервничал, потому что Клык, при своей осведомленности в юриспруденции, не мог припомнить уголовных статей, по которым капитана могли бы посадить. В лучшем случае — использование служебного положения в личных целях. Даже укрывательство не пришить, потому что ни Клык, ни Маша не докладывали капитану о том, что он преступников везет. И шиш кто доказал бы, что он об этом знал.
Впрочем, обо всем этом Клык думал только пару секунд, не больше. Через фальшборт, кряхтя и матерясь, на нос баржи выбрался омоновец в каске-«сфере» и бронежилете, с автоматом. Он тут же бегом бросился к надстройке, а на палубу уже карабкался второй.
Клык не знал, сколько их там, в катере, но четко догадывался, что другого случая не представится. Едва голова второго поднялась над бортом, как Клык выпрыгнул из-за люка и с метра гвозданул короткую прямо в лицо, увидев только высвеченные вспышкой и широко открывшиеся от предсмертного ужаса человеческие глаза. Тот, что влез первым, успел обернуться, но автомат вскинуть ему не хватило времени. Клык шибанул туда длинной, не очень целясь, и бойца резануло наискось. Жилет выдержал — Клык лупил метров с тридцати, — но одна из пулек 5,45 тюкнула омоновца в предплечье, а другая — в бедро.
— Уй-я-а! — Вой и мат был такой, что у Клыка аж мурашки пробежали по спине.
Но теперь уж надо было идти до конца. И, подскочив к борту, Клык с полутораметровой высоты прыгнул прямо в катер, на третьего омоновца, который барахтался на сходнях, придавленный сверху первым, убитым в упор. Кроссовка приземлилась ему на нос, крепко припечатала и вырубила. Рулевой, молоденький сержант речной милиции, даже цапнуть кобуру не пытался. Он только трясся как осиновый лист.
— Быстрее, суки! — гаркнул Клык, когда у борта появились Вера и Надя с чемоданом. — Сюда! Прыгай!
А через сходни с «Бугровска» на баржу уже топали, еще секунда-другая — и начнут решетить.
Вера и Надя прыгнули одновременно, вцепившись в чемодан, и опять же прямо на труп и придавленного живого.
— Газуй! — тыча стволом в затылок сержанта-рулевого, орал Клык. — Убью, ментяра!
Тот резко врубил мотор, но еще перед этим Клык обрубил охотничьим ножом капроновый трос. Катер понесся прочь от баржи в уже здорово поредевшую темноту, и вслед ему с баржи затрещали злые, яростные, но слишком уж нерасчетливые очереди. Одна прочиркала трассами в метре над головами, другая пробулькала по воде у борта, третья — за кормой. А катер успел упилить уже метров за двести. Потом палить перестали — побежали садиться в свое плавсредство.
— Держи скорость! — рычал Клык, не убирая ствола от головы перепуганного пацана. — Догонят — первого поканаю!
Вера и Надя, сжавшись в комочки, дружно стучали зубами. Прямо перед ними лежал труп с залитым кровью лицом, второй омоновец еще не пришел в сознание.
— Верка! — крикнул Клык сквозь рев мотора. — Возьми у них автоматы! Живо!
— Я… не могу… — пробормотала та. Ей было куда страшнее, чем в лесу, потому что она уже поняла: все было ложью. «Капитан Гладышев» — просто бандит, убийца, вор и прочая, прочая, а они с Надей — пособницы. Даже хуже — соучастницы. И она, Вера Авдеева, дочка интеллигентных родителей, человек творческой профессии, сутки назад стреляла не в бандитов, а в представителей закона. Увиделось свесившееся на краю выемки тело… Господи! Она же… Только теперь дошло. Произнести слово «убийца» она не сумела бы, но внутри мозга это слово ухало тяжкими ударами зловещего колокола.
— Давай работай, ковырялка! — Клык убрал автомат от затылка рулевого, и ствол его глянул на Веру. — Ну!
Вера продолжала сидеть, закрыв глаза, но зато встрепенулась Надежда.
— Сейчас, сейчас, Петя! Я помогу.. — Надя суетливо и неловко ухватилась за ремешок автомата, съехавшего убитому на пояс. Потом додралась, отстегнула карабин от верхней антабки, выдернула ремень из-под спины.
— Прикладом подавай! — рявкнул Клык. Автомат оказался у него в руках. Он стоял на предохранителе и Клык положил его рядом с собой.
— Пояс отстегивай! — Обращали к Наде, Клык выдернул левой рукой пистолет и навел его дуло на голову сержанта, а стволом автомата указал на мертвеца. Надежда проныла:
— Ой, Петечка, он… мокрый весь… В крови!
— По фигу! Отмоешься, если не сдохнем!
Надежда расстегнула пояс с кобурой и подсумком, наручниками и дубинкой.
— Сюда давай! А этого сваливай! Сваливай за борт, говорю!
— Не могу, тяжелый! Верка! Помогай, мать твою так!
Надежда дернула подругу за плечо, Клык матернулся в три этажа, подгоняя баб. Oтворачиваясь от трупа, женщины приподняли его за локти, повалили животом на борт катера, а затем, подцепив за колени, спихнули за борт. При этом Надя наступила на ногу лежащего в беспамятстве омоновца, и он, застонав от боли, пришел в себя.
— Ой-й! — Вера и Надя шарахнулись от него к Клыку.
— Жив? — спросил Клык, наводя автомат — Ну
падла!
— Братан! — взвыл тот. — Не надо! Не надо!
— Стволы и все бебехи — мне! Дрыгнешься — разнесу башку!
Счас, счас, корефан! Только не стреляй!