Приговоренный - Страница 107

107

Клык покуривал, облокотившись спиной о спасательный круг, висевший на надстройке, и усевшись на перевернутое пожарное ведерко. Слева от него были сходни, по ним можно было перебраться на вторую баржу, бортом сцепленную с той, на которой находился Клык. Впереди были два просторных грузовых люка без крышек, но затянутых сверху брезентом. Чего везли — неясно, но, видно, не больно тяжелое. Баржи сидели высоко.

Никак ему не помнилось, куда течет эта река. Он лаже не знал точно, где в нее впадает та самая родная речка, которая протекает мимо Марфуток. Знал только, что сначала будет просто река, потом шлюзы, а после — канал. Какой именно, Клык запамятовал, наверно, имени Москвы, но, возможно, и Волго-Балт.

«Прима» догорела, Клык не почуял, что накурился, и зажег вторую. Сделав пару затяжек, он услышал, что в гулкое громыхание машин буксира вплелся иной звук.

Это было жужжащее пение лодочного мотора.

Клык не знал, кого несет в такую пору: то ли рыбачков-профессионалов, то ли их лучших друзей — рыбинспекторов, то ли просто любителей отвести душу на речном просторе. К тому же как человек, непривычный к речному быту, он не мог с ходу отличить звук мотора безобидной «казанки» от катера речной милиции. Приглядевшись, Клык увидел, что лодка нагоняет состав с кормы точь-в-точь как лодка Капрона, когда их перегружали на толкач.

Нет, это была не милиция. Притушив сигарету, Клык наблюдал из темноты за тем, как проворные ребятки — их в лодке было трое — перекинули на буксир какие-то увесистые свертки. Толкач на это время сбавил ход, а когда перегрузка была закончена, лодка резко отвернула и исчезла в темноте.

Что это было, Клыка не интересовало. Но, как ни странно, ему немного полегчало в моральном плане. Во всяком случае ему стало ясно: Ваня-капитан, по крайней мере сам лично, не собирается сдавать Клыка ментам, раз принимает на вверенный буксир какие-то грузы от посторонних третьих лиц. Потому что легаши — народ непредсказуемый и могут по ходу отлова Клыка невзначай обшмонать судно целиком и полностью, найти этот самый неучтенный товар и, позабыв обо всем хорошем, содрать отступные в таких размерах, что тарифы за перевозку не обеспечат рентабельности.

Тем не менее с палубы Клык убрался. В надстройке было уютнее. Улегшись на свое место, «капитан Гладышев» попробовал прикрыть глаза и подремать. Вроде бы даже получалось. Веки уже наливались тяжестью, а неприятные мысли становились глуше. Еще чуть-чуть — и Клык захрапел бы, беды не чуя.

Насчет беды, конечно, сильно сказано. Просто по сходням, переброшенным с толкача на баржу, кто-то затопал. Клык сразу сцапал автомат и взял на прицел то самое окошко, из которого его могли при желании обстрелять.

Мимо двери прошли двое, до Клыка долетело сказанное вполголоса:

— Не греми особо, тут люди спят. — Это бухтел Иван-капитан.

Потерпят! сказал второй голос, молодой и нахальный.

— Не ори, падла! — строже шикнул капитан. — Приключений ищешь, карась гребаный. Тащи давай и не разевай хлебало. Уловил?

Судя по тому пыхтению и ругани, которые отчетливо слышались Клыком, ребята тащи; и что-то тяжеленькое. Когда речники утопали подальше от надстройки куда-то к носу баржи, Клык осторожно переместился к окошку, выходившему вперед. Оно было заколочено изнутри обрезками досок, но через узкие щелки кое-что разглядеть удалось. Темные фигуры Ивана-капитана и «карася» с какими-то пакетами-свертками в руках маячили у передне го грузового люка. Клык так и не удосужился разглядеть, что там, под брезентом. Даже в ближний от себя грузовой люк не заглядывал.

С носа доносились слова:

— Быстрее телись, биомать! Слепой, что ли?

— Да счас, счас!

Они откинули брезент, и тот, который «карась», полез в люк.

— Принимай! Смотри, культурнее, — скомандовал Иван.

Засветился фонарь, и Клыку стали видны обернутые полиэтиленом пакеты габаритами примерно 40x20x20, которые капитан передавал вниз своему подручному. Всего их было восемь штук. Судя по всему, карась» не просто укладывал пакеты, а прятал их куда-то, потому что, взяв первый пакет, долго шурупил внутри баржи и лишь потом поднялся за вторым, с которым провозился немногим меньше. Капитан тихо поругивал парня за то, что долго возится, но больше для проформы. Как видно, Иван и сам понимал, что быстрее не получится.

Когда все восемь пакетов перекочевали в трюм баржи, Иван с «карасем» задернули брезент и какое-то время копошились, закрепляя его на люке.

— Перекур, — объявил капитан. Они присели на носу баржи, затлели огоньки сигарет.

А как в Москве? — спросил «карась», имея в виду только что спрятанный груз.

— Туда еще дойти надо, — ответил Иван. — И вообще, не фига рассуждать. Тебе отстегнут сколько заработаешь. А будешь спрашивать, до старости не доживешь, понял, биомать?

— Я чего, я так… — струхнул парень.

— Ты запомни одно, если здесь хочешь работать не звони языком и слушайся меня. А то, биомать, и сам влетишь, и меня подставишь. Язык доводит не только до Киева, биомать, но и до гроба.

С последней фразой Клык был согласен полностью и целиком.

— Сейчас на Коровинский плес выйдем, — сказал Иван, пуская струю дыма. — Во место! Фарватер сорок метров, а от берега до берега больше километра. Сплошная мелкота. А там, впереди, должен «Козьма Минин» вверх идти, пассажирский, трехпалубный. Как разойдемся — хрен его знает!

Бычки пошвыряли с борта — видать, морские законы на все реки не распространяются — и ушли с баржи на толкач.

Клык отчего-то подумал, как смешно будет, если они тут на мель сядут. А потом ему показалось, что ему лично это окажется не смешно. Потому что если толкач сам свои баржи не стащит, а встанет, допустим, поперек фарватера и создаст затор, в результате которого застрянет встречный трехпалубный, возможно, с интуристами на борту, то явятся какие-нибудь речные гаишники и прочие начальники, начнут разбираться и могут даже добраться до Клыка.

107