— Здесь они! — хрипло вырвалось у кого-то шагах в десяти. — Стой, мать твою! Стой, говорю, хуже будет!
И очередь, длинная, на испуг рассчитанная, просверкнула поперек пути Клыка, срезая еловые лапы.
— Выкуси! — понимая, что влип, с отчаяния выкрикнул Клык и от души стеганул всем, что было в магазине, туда, откуда орали и стреляли.
На бегу выдернув из-за пояса новый магазин, Клык сумел пристроить его в гнездо, передернуть затвор. Оттуда, из темноты, вновь полоснули очередью. Но на сей раз она промелькнула за спиной Клыка. Правда, гораздо ближе.
Клык услышал истошный визг за спиной: может, досталось девкам, а может, и просто со страху орали — ему это сейчас было до фени. И чемодан со всеми прибамбасами на хрен не нужен. Лишь бы самому уйти!
Но тут, сбоку, совсем не с той стороны, откуда стреляли, без лая и рычания метнулась в прыжке собака. Хорошо еще, что сперва ударила грудью и лапами, сбив на правый бок, а не сразу вцепилась в горло. Клык отдал ей локоть, утробно взвыв от острой боли, и, с матом вывернув из-под себя ствол, жахнул из автомата в густо воняющее псиной мохнатое брюхо зверюги. Пули, ударив в упор, отшвырнули овчарку, и она, отлетев на полметра, подняла жалобный предсмертный скулеж.
Следом за собакой, должно быть, бежали двое. Они выскочили из кустов на маленькую прогалину как раз в тот момент, когда Клык расковырял псине кишки. Они уже держали автоматы наготове. Кто-то должен был успеть раньше, и Клык, лежа на спине и держа автомат на весу, только за пистолетную рукоять, брызнул огнем по неясным силуэтам преследователей, возникшим всего в пяти метрах от него. Кто-то из них взвизгнул, но упали оба. Клык сделал какой-то лягушачий прыжок, перекатился через плечо, по-рачьи задом влез в куст.
Тут луна не мешала. А может, она опять в облака влезла — Клыку было недосуг на небо глазеть. Так или иначе, очередь, протарахтевшая в ответ на клыковскую, прошла где-то далеко в стороне.
Чуть выждал. Вокруг, видать, тоже ждали, пока Клык дернется и зашуршит. Где-то неподалеку кто-то хрипел и силился что-то крикнуть, но не получалось, собака уже не скулила.
Пришлось рискнуть, сделать перебежечку. Нога вроде бы размялась, зато левая покусанная рука какие-то заявления делала. Когда вскочил, уже ждал стрельбы, потому что хруста наделал, но очередей не услышал и очертя голову побежал, так быстро, как только можно бежать через плотный хвойный лес.
Пять секунд — не стреляют, десять секунд — не стреляют… Очередь чихнула где-то сзади, короткая, сполошная, но шороха от пуль не послышалось, и слава Богу.
Опять «тра-та-та» — и снова не в него, хотя палили совсем близко. Метров двадцать сзади и левее. Может, в девок?
Ладно! Кому жить, кому помирать — Аллах ведает.
Лес поредел. И луна снова обнаглела. Но зато бежать легче, хотя бы глаза не выколешь, если что.
Гнать, гнать, гнать! Пока еще силенки есть, слава Богу, неделю откармливался. Дыхалка, выдержи, родная! Ноженька, не скрипи ты ради всего святого, мать твою туды и растуды!
Клык выбежал на свободное от деревьев пространство. Мать честная! Да это ж железнодорожная выемка. Луна серебрила две нитки рельсов, отшлифованных ребордами колес. И откуда-то справа, пока еще издалека, слышался нарастающий гул приближающегося поезда. Вниз, вниз, скорее! Хотя бы успеть перебежать, уже маленько форы будет перед теми, кто где-то там, позади, может, в сотне метров, а может, и меньше.
Клык кубарем скатился вниз, к насыпи, перескочил через один рельс, толкнулся ногой от шпалы, перепрыгнул через второй… Теперь вверх надо, а выемка крутовата. И трава пообкошена — одна стерня, лезть фигово. А луна, гадина, прямо в спину светит. Минуту промешкаешь, эти, что сзади, выскочат на край выемки и метров с десяти саданут Клыку в спину. Шуршат, топают, догоняют, гады!
А что, если не лезть сразу, а подождать, пока поезд подкатит? Вагоны его прикроют, а там, дальше, опять лес. Лишь бы состав был подлиннее…
Клык остался в кювете, нервно водя глазами по гребню выемки, освещенному луной, и готовясь шарахнуть в каждого, кто подставится. Шум поезда слышался все громче и уже придавил все трески и шорохи, долетавшие из-за выемки.
Вдруг метрах в двадцати правей Клыка, с противоположной стороны выемки мелькнули какие-то фигуры. Клык чуть не даванул на спуск, но вовремя увидел чемодан. Бабы! Ну и ну! Причем — Клык даже не поверил глазам — в правой руке Вера держала автомат!
Они перетащили чемодан через рельсы и попытались было лезть наверх.
— Сюда! — то ли крикнул, то ли прохрипел Клык, привскочив и махнув женщинам рукой. Но тут на гребень выемки выскочил кто-то еще, Клык только увидел черноту вместо лица да серые пятна камуфляжа, высвеченные луной. Этого он не ждал и знакомиться с ним не собирался. Та-та! Попал или нет? Фигура исчезла, но ответа пока не последовало.
И тут наконец показался поезд, точнее, покамест только луч мощной тепловозной фары, прорезавший темноту над выемкой. Клык не увидел того, кто сверху, чуть выставившись из-за гребня, хотел достать его.
Его увидела Вера. А Клык только услышал тарахтение справа. Тот, кто через пару секунд мог бы сделать из Петра Петровича труп, то есть то, что заказывал Иванцов, подпрыгнул и плашмя упал на живот, свесив голову и руки в выемку…
Поезд шел медленно, он лез на уклон, тяжелый и длинный. Здоровенный тепловоз «ВЛ» тянул за собой длинную череду цистерн. О, тут уж не постреляешь! «Бензин. Нефть». Одна, две, три…
Вера и Надя с чемоданом добежали до Клыка, и он уже собрался лезть наверх, выползать из выемки, как вдруг его планы резко изменились. Где-то после десятой-одиннадцатой цистерны, которые, обдавая нефтяным духом, проползали мимо, постукивая колесами на стыках, шла платформа. На ней везли бортовой «ЗИЛ» с тентом на кузове.