Приговоренный - Страница 56

Дело в том, что из-за общей борзости Курбаши, которая у него стала проявляться все чаще и чаще, к нему потянулся народ. Больше чем пол-отряда состояло из «мужиков», всяких там бытовушников, жертв обстоятельств со статьями 104–106, ужасных хулиганов с 206-2, которые во сне маму звали, гнусных половых разбойников, четверть которых заполучила 117-ю только потому, что, не умея говорить, пытались руками добиться взаимности возлюбленных. Так или иначе, но это были непрофессионалы, убежденные, что их первая ходка будет последней, и не собиравшиеся посвящать всю жизнь служению блатным ценностям. Туда же стали прилипать и граждане, пострадавшие по хозяйственным статьям, которые тогда еще не были исключены из кодекса: спекулянты, цеховики, фарцовщики и иные граждане, еще не знавшие, что их совсем скоро станут рассматривать в качестве новой надежды и опоры Отечества взамен допившегося до чертиков рабочего класса.

Пока вся эта публика признавала необходимость делать нормы за себя и за того парня, давать разные беспроцентные и безвозвратные ссуды в пользу блатных и продолжала себя вести как стадо баранов перед стаей волков, регулярная концентрация «мужиков» около Курбатова не вызывала особых опасений у Флегонта. Регулярно ему докладывали, что и как там говорили. Но вскоре стало заметно, что «мужики» обретают все больше борзости, причем если вначале речь шла только о посылке по известным адресам шестерок, проявлявших избыточную самодеятельность без ведома Флегонта, то в конце концов по этому адресу был послан и сам Флегонт. Это был уже беспредел. Разумеется, что послать на хрен такую фигуру рискнул только сам Курбаши. В принципе это означалочто гражданин заключенный Курбатов должен был уже запастись гробом и белыми тапочками. Если бы Флегонт оставил посылку на хрен без последствий, то с авторитетом у него стало бы плохо. В общем, он решил разобраться с Курбаши, наглухо опустить его и указать «мужикам», какое место им положено. Но, как выяснилось, делать это было уже поздно. Курбаши с тремя корешками классически отметелили семерых блатных, исполнявших повеление Флегонта. Когда на шум прибежали дубаны, то повязали всех, кто стоял, и упаковали в ШИЗО. Тех, кто лежал, прибрали в больничку, и им там пришлось отдохнуть пару недель. Конечно, Флегонт был очень недоволен. Он поднял свои связи и решил достать Курбаши в ШИЗО. Для этого два качковатых хлопца должны были сесть в камеру к Курбаши и постараться устроить ему самоубийство через повешение. Возможно, что так бы все и вышло. Курбаши, конечно, так просто не дался бы, но все-таки против тех двух ему было бы туго удержаться. Но вот тут опять вмешался, как говорят интеллигентные люди, фактор случайности.

Дело в том, что по этой самой случайности в ту же камеру «шизы» залетел и Клык. На выходном шмоне чего-то лишнее пробормотал, а вертухай был с похмелюги, злой и понял не так. В общем, Клык на трое суток отправился прохлаждаться и оказался в одной камере с Курбаши и качками. Опять-таки, если б качки прежде, чем выполнять свое общественное поручение, разъяснили Клыку, что его все это никоим образом не касается, сказали бы по-честному, что ему надо делать вид, будто спит, ничего не видит и не слышит, то он, конечно, не стал бы вмешиваться, а когда утром граждане начальники стали бы интересоваться, с чего это гражданин Курбатов висит на удавке, то сказал бы все, что следует говорить в подобных случаях. Однако качки попались настолько дурные и некультурные, что ничего объяснять не стали. Выждав, как, видимо, было условлено, пока вертухай запрет решетку коридора и выйдет, чтоб не слышать лишнего, они дружно набросились на Курбаши. Один всей сотней килограммов сел «афганцу» на ноги, другой — на плечи и, выдернув из-под воротника своей робы плетеную удавку, приготовился провести по шее клиента первую (и последнюю) странгуляционную борозду. Потом, вероятно, они привязали бы веревочку к чему-нибудь возвышенному, типа трубы отопления, и сказали бы, что так и было. Возможно, что Клыку они разъяснили бы ситуацию позже и посоветовали бы придерживаться единой с ними версии, не причиняя ему никаких телесных повреждений. Действительно, так бы скорее всего и вышло. Однако когда качки очень резко взялись за Курбаши, ничего предварительно не объяснив Клыку, что у Петра Петровича появились серьезные опасения за свое здоровье. Он даже не сообразил, что объяснить следователям происхождение сразу двух трупов будет значительно сложнее. Ему отчего-то почудилось, что, придавив Курбаши, качки и его уберут как ненужного свидетеля. Клыку вовсе не хотелось переживать смерть от насильственной асфиксии, он ее буквально на дух не переносил. Поэтому он, хотя его и не трогали, вмешался. Подскочив к ворочающимся на полу качкам и хрипящему Курбаши, он сцепил кисти в «замок» и изо всех сил махнул этим «замком» по морде того, кто сидел у Курбаши на ногах. Качок слетел набок, освободив ноги Курбаши, и тот, рывком подтянув колени, скинул с себя душителя, так и не успевшего затянуть удавочку до конца. Клык по-футбольному врезал рантом тяжелого прогара под жирный подбородок качка, и тому пришлось вырубиться. Другой, которого Клык сшиб первым, вскочил, рыпнулся, но Курбаши, уже совсем очухавшийся и собравшийся, встретил его резкими и жесткими ударами. Справа-слева, справа-слева — у качка только башка из стороны в сторону моталась. Потом ногой в пах, чтоб согнулся, и, наконец, снизу в челюсть. Тот так и лег.

Конечно, на шум прибежали, хотя и не сразу. Качков к этому времени напинали до такой степени, что их пришлось выволакивать под ручки. Ни Клык, ни Курбаши не страдали тем предрассудком, что «лежачего не бьют». Впрочем, когда влетели вертухаи, они тут же прекратили свои физические упражнения и не дали этим козлам удовольствия помахать дубинками от души. Может, пару раз им и попало, но не более того. Кроме того, начальникам предъявили веревочку и полоску от нее на шее у Курбаши. Обошлось, как говорится, добавили еще пару суток за драку и больше не разбирались.