Приговоренный - Страница 33

— Стой! — хрипло крикнул Трепло. — Не отрывайся!

И хруст, и шелест пошли чаще и громче — побежал бегом через кусты догонять. Точно по тропке, волоча за собой жердину, стукающуюся о корни, стволы и ветви. Стало быть, за автомат держится одной рукой. Следом топочут Правый и Левый, почти следом. Значит, времени на все про все — не больше трех-четырех секунд.

Клык, не торопясь, вышел на край кочки, туда, где кончались кусты и начиналась якобы полянка. Отошел чуть в сторону от тропки, взял на изготовку свою жердину и еще пару секунд слушал пыхтение набегающего Трепла, шелест листьев и треск сучьев. Только бы угадать точно, только б не промахнуться.

Трепло выскочил из кустов ровно в метре левее того места, где поджидал Клык. Левой рукой волок за собой жердину, правой держал автомат за пистолетную рукоятку, и это было как раз то, что надо.

Клык с разворота, собрав все силы, ударил торцом жердины, как солдат штыком. Удар упругой, косо срезанной на конце палки пришелся Треплу прямо в кадык. Он шатнулся, оторопело глянул помутневшими и выпучившимися глазами на Клыка, который, не теряя времени, бросил жердину, ухватился сбоку за автомат и со всей силы врезал Треплу коленом в пах. Рывок — и автомат оказался у Клыка, а Трепло, нечленораздельно прохрипев что-то, согнулся и стал заваливаться вперед, держась за живот. Прикладом по затылку — н-на!

Тут из кустов выскочил Правый с пистолетом в руке, но раньше на спуск нажал Клык.

— Уй-я-а-а! — оглушительно прогрохотавшая очередь не перекрыла истошного вопля, выбитого пулями, вонзившимися Правому в грудь и живот. Его аж подбросило на полметра и швырнуло спиной в кусты под ноги набегающему Левому. Тот нырнул вниз, и пули, которые прописал ему от всех скорбей Клык, прошли выше. Отрывисто жахнул «Макаров», Клык ощутил острую боль, будто по левому бедру раскаленным стальным прутком чиркнули, прыжком отлетел в сторону и наугад стреканул очередью туда, по кустам, а потом, чтоб обидно не было, — по корчившемуся в трех шагах от него Треплу. С Треплом все стало ясно сразу же: одна из пуль клюнула его в голову повыше уха, брызнули какие-то ошметки, Трепло охнул, выгнулся, судорожно дернув руками и ногами, а затем шлепнулся лицом в мох и застыл намертво. А из кустов, там, где был Сеня Левый, послышался неясный стон, хруст и что-то вроде рыгания. Клык даже не успел подумать, что бы это значило, когда Сеня — он был единственным, чье имя Клык сумел узнать, — вышел из кустов. Скорее он не вышел, а вывалился. Уже почти неживой, с белым лицом и перекошенным ртом, из которого выливалась какая-то густая ало-бурая масса, на полусогнутых, шатаясь влево и вправо, он словно бы не видел Клыка, хотя прошел от него в паре метров. Пистолета у Сени в руках не было, обе руки он прижал к груди, между пальцами ручейком лилась кровь, а из утробы доносилось не то мычание, не то стон. Ноги сами вели его — похоже, голова у Левого уже отключилась. Не пройдя и двух с половиной метров, он споткнулся о ногу Трепла, ничком рухнул наземь и, цапнув руками мох, забился в мелких судорогах. Неизвестно, что он сейчас чувствовал, только Клык ему не завидовал, потому что глухое мычание, испускаемое Сеней, было не похоже на то, которое издают от блаженства. Затем что-то хлюпнуло у Сени внутри, он приподнял голову, открыл рот, и оттуда вывернулся целый поток какой-то кровавой смеси. Левый обмяк и уронил лицо в образовавшуюся лужу. Больше он не шевелился. Стало тихо и жутко.

С минуту или больше Клык лежал, вслушиваясь в тишину, поглядывая на торчащие из кустов сапоги и окровавленные штаны Правого, на Трепло и Левого, распластавшихся рядом. Птицы, напуганные выстрелами, молчали, но ветер шевелил листву, качал верхушки деревьев, гроздочки краснеющей бузины, неторопливо влек по лазоревым небесам белые, с перламутрово радужным отливом, пухлые облака. Мир продолжал существовать, болото — жить своей жизнью, но уже без Трепла, без Правого и Левого.

Странно, но в первые полторы минуты Клык ничему не верил, даже глазам и ушам. Ему даже казалось, будто все это — страшный сон, в котором главным кошмаром будет пробуждение. Недолго, но казалось. Вдруг вот сейчас вся картинка исчезнет, и окажется, что все это ему привиделось там, в камере смертников. Опять поползет в ноздри и в душу тоскливо душный тюремный запах, опять все эти вертухайские гулкие шаги, лязг замков и решеток, бряканье ключей и бессильное, мучительное ожидание последнего вывода…

И лишь после того, как эти полторы минуты истекли, до него дошло: нет, не сон это — явь! Это в натуре все, получилось! То, о чем только мог мечтать, и даже то, о чем мечтать не мог. Воля! Волюшка родненькая, мать твою за ногу! Падлы, холуи прокурорские, не дышат, а он — дышит. Они думали его по-быстрому спровадить, а это он их спровадил. Один — троих, безоружный — вооруженных… С ума сойти! Безуха!

Клык порывисто вскочил и тут же, охнув, сел. Бедро, которое зацепил своей единственной ответной пулей Сеня Левый и о котором Клык на пару минут забыл, само о себе напомнило. На продырявленных джинсах, которые были выданы ныне покойными гадами, расползалось все шире багровое мокрое пятно. Клык расстегнул штаны, спустил их до колен, глянул.

Навылет прошла. Кость не зацепила, но мяса немало выворотила. И кровь ручьем. Клык слыхивал, будто есть на бедре такая жила, через которую за несколько минут можно кровью истечь. Неужто эту и ковырнули? Неужто придется сдохнуть после того, как все получилось? После того, как вырвался? Нет, еще рано, Клык еще жить хочет.

Свою рубашку рвать Клык пожалел. Дополз до Трепла, выдернул у него из-за пояса тот самый здоровенный нож, которым тот вырубал жерди. Распорол на трупе рубаху, смотал в жгут полотняную полоску, отрубил кусок жерди, расколол пополам, обстругал одну из половинок. Привязал к палочке концы жгута, туго закрутил вокруг бедра повыше раны. Чтоб жгут не раскрутился, примотал его к ноге еще одной полоской ткани. Кровь стала течь слабее, и Клык попробовал забинтовать рану. На обе пробитые пулей дырки пристроил два оставшихся лоскута от рубахи Трепла, сложив их в несколько раз и превратив в подобие подушечек. Для дезинфекции помочился на них, благо было чем, а сверху примотал рукавами от той же рубахи. Может, и выдержат, не промокнут пока. Пощипало, даже подергало, но вроде стало полегче. Правда, нога стала неметь. Ладно, хрен с ней, может, совсем не отвалится.