— Вы чего, дуры? — оторопело спросил Клык. — В Психляндию приехали?
— Уйди-и! — провизжала Вера. — Уйди, пожалуйста!
— Пожалуйста, — сказал Клык, подхватывая чемодан левой рукой. — Без вас удобнее.
Насчет того, что удобнее, он явно пере гнул. Чемодан был тяжелый, здорово оттягивал руку. А в правой был автомат, его пока Клыку убирать не хотелось.
Хотелось ему другого: во-первых, чтоб те менты, что задержали «Бугровск», как можно дольше не отыскали то место, где они высадились на берег, а во-вторых, чтоб он лично вместе с чемоданом успел за это время дерануть отсюда как можно дальше. Странно, но то, что он не стал тратить время на то, чтоб уговорить спутниц закончить рев, сыграло положительную роль в прекращении истерики. Когда Клык, чуть прихрамывая на свою не долеченную ногу, но достаточно быстро зашагал куда-то прочь от реки и шаги его стали постепенно удаляться в глубину сумеречного предрассветного леса, Вера и Надя, как по команде, затихли, прислушиваясь. Они позволяли себе лишь изредка пошмыгать носами.
— Ушел, — пробормотала Надя, — совсем ушел!
— Ну и хорошо, — сказала Вера, стирая с лица слезы. — Нужен он нам, бандюга этот.
— А что мы теперь делать-то будем, дура? — вскричала Надя. — Сейчас милиция прибежит, заберут нас, поняла?
— Пусть, — Вера фаталистически вздохнула, — хуже не будет.
— Не будет? — взвилась Надежда. — Да ты что! ОМОН нас самое малое сапогами истопчет, если поймает. А уж в тюрягу точно посадят. Как сообщников.
— А мы скажем, что он нас силой гнал. Как заложниц. — Вере это пришло в голову неожиданно.
— Кто поверит-то? — скривилась Надежда. — Девочка наивная! Этот, водитель на катере, все скажет. Уй, и зачем я только с вами связалась!
— С нами? — возмутилась Вера.
— Конечно! — напомнила Надя со злостью. — Я ж тебе говорила, что это банда, а ты все одно: «Он — чекист, прокурор — вор, я — умная, все знаю, а ты, дура деревенская, ни хрена не понимаешь». Забыла, что ли?
Вера вспомнила. Крыть вообще-то было нечем. «Сама полюбила, никто не велел», — как пелось в старой песне.
— Мы ж убийцы теперь, поняла ты? — прошипела Надежда. — Убийцы! Мне-то еще чего, я нечаянно. А ты-то? А?
— Но ведь все равно когда-нибудь поймают, — обреченно произнесла Вера.
Когда-нибудь! Еще ж не поймали! А с этим еще долго ловить будут!
Да он нас сам убьет. — Вера в это те верила, но почему-то пустила в ход этот аргумент.
— Не убьет! Раз сейчас не убил, значит, не убьет… — Надя больше надеялась, чем была убеждена в последнем, но все-таки произнесла эту фразу.
И Надежда, наскоро отряхиваясь, сорвалась с места и побежала в глубь леса следом за Клыком.
Вера нерешительно сделала несколько шагов в противоположном направлении и тут испытала страх. Нет, не перед милицией и тюрьмой. Перед одиночеством. Ей представилось, будто ее задержат одну, а Клык с Надеждой еще час-другой или, может быть, целые сутки будут на свободе. Нет, она не хотела одна отдуваться за все!
Она тоже припустила через лес — догонять Надежду.
Клык, пока бабы препирались, отшагал метров двести. И увидел, что впереди, еще в полсотне метров, заметно посветлело. Еще немного — и он оказался на обочине ровной и, судя по всему, недавно проложенной бетонной дороги. Не нужно было состоять на службе в ЦРУ, чтоб сразу догадаться — ее проложили доблестные российские воины. Прежде всего, по плохо залитым зазорам между плитами, по перекосам самих плит и безобразным кюветам.
Стало ясно, что эта дорожка скорее всего одним концом упирается в тот самый военный аэродром, о котором поведал молоденький сержант. Карту у него Клык забрал, но на ней никакой дороги, разумеется, не числилось. Позже он понял, что на ней и не могло ничего числиться, ибо выпущена была эта карта еще при Советской власти, аж в 1990 году. Видать, думали, что речной милиции новее иметь не к спеху. Наверно, правильно думали — река-то не изменилась.
На саму дорогу Клык вылезать не стал, а решил поразмыслить в придорожном ельнике. Долго думать не пришлось, потому что метрах в пяти от него послышался треск и на обочину дороги выбежала встревоженная Надя.
— Петя-а! — позвала она чуть ли не во весь голос.
Клык не знал, далеко ли менты, и отчетливо, но не очень громко выругался:
— Ты чего орешь? Здесь я.
Еще через пару минут относительно тихо и скромно прямо к ним в ельник подошла Вера.
— Ну, очухались? — спросил Клык. — Вместе пойдем или кто куда?
— Вместе, — сказала Надежда.
— Ты вор? — спросила Вера, пытаясь заглянуть Клыку в глаза.
— Не-а, — ответил он, — я благородный разбойник. А вообще, лучше, если ты будешь считать, как считала. То есть что я чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.
— Ты вроде бы капитаном назывался… — Надежда старой песни Высоцкого не знала и не поняла юмора.
— А мне по рации передали, что я в майоры произведен, — нахально хмыкнул Клык. — Вы учтите, девушки, что когда нас, грубо говоря, повяжут, то вам стоит утверждать, будто вы мне верили и в моем, извиняюсь, чекистском происхождении не сомневались. Потому как если начнете говорить: «Он бандит, мы сразу просекли!», то пойдете за соучастие. И вообще, нам с вами могут запросто 77-ю припаять как вооруженной банде. Сейчас, по слухам, это очень в моде. Но это — только в довесок к 102-й «в» для Верочки и 106-й для Надечки.
Надя только охнула, поскольку думала, что ее статья, самая большая по номеру, и есть самая страшная. Наверно, она бы стала спрашивать, за что ей такая привилегия, если бы вдруг не послышался гул мотора приближающейся машины.